68. Самонаблюдение над стеной
на разобранной руке
любо с ним дружила
в хлебных покрывалах плеч
69. Г. Н. Кацман сообщил, что Введенский читал ему свое произведение «о человеческих глазах» в комнате, которая была вся разрисована человеческими глазами.
70. Грецкая элегия
точные свечи сияли
С Онегиным
вообще же это был Урал
едут люди на осле
едет нимфа а не князь
72. Вторые темные поля
а)
пред ним проносится виденье
и церкви ровные стояли
сии квадратные мосты
смеялся шевелился Хармс и бегал гусей
зима одна была во всём
кидаюсь молча на коня
я бегу великий грешник
в сокрушаемый орешник
б)
Иоанн Кронштадский ей цепенеет
войдя провизор говорит
собачка круглая пред вами
лежат артисты
пикантною усадьбой
73. Пиковая дама
пустынное село
и песенку сосет
она сидит под лампой приятно хорошея
спи я лежал как лепестки
он не заметит Вениамина
и отойдет святая Нина
и бегает сама с собой
поднимались над святыми
два индейца седых
безбожное их тело лежало впереди
бобровы гагары
под горою под ракитой
немец бегает зарытый
рос лес
жил рязанский адвокат
бродят сальные калмыки
мухи Божий послушны
внук внук Павел
остепенился ли я
75
убежал хвостатый бог
76. Что мы об этом знаем
хорунжий
гробница дорогая
бакен красноречивый
вставала сквозь туманы
безбрежная луна
77
боги в небе ай-дуду
в лоб уставившись Христу
там стряслась беда лихая
78
мне ночью виден дом сквозь пса
и потухала вдруг семья
79–94.
1 (79). Под лошадку, под лампадку журналист — 1
2 (80). Сказание не то о царьках — 6
3 (81). Могила памятных драгун — 12
4 (82). Ладонь киевлянина — 17
5 (1*). Начало поэмы — 29
6 (83). Сатира на женатых — 33
7 (84). Он сказал, нянька ему ответ<ила>, а <он> опять сказ<ал> — 36
8 (85). Хрен, жабры, оселок — 41
9 (135*). Острижен скопом Ростислав — 46
10 (59). Даниил Хармс — 52
11 (61). И я в шинели — 82
12 (60). Моя мама вся в часах — 86
13 (62). И он был добрым к своим друзьям — 121
14 (86). О — 127
15 (2*). Минин и Пожарский — 132
16 (63). Обмакни дитя — 170
17 (87). По небу смутному полночи — 173
18 (88). Пожар на пользу — 176
19 (89*). Вот зреет абенд вздохнули плечи — 181
20 (64). Испанцы милые — 185
21 (52). Буря и дядя — 188
22 (58). Ответ девы — 190
23 (136*). Воспитание души — 191
24 (51). Русское чтение — 197
25 (67*). Беседа с рощей — 248
26 (68*). Самонаблюдение над стеной — 259
27 (70*). Грецкая элегия — 265
28 (72*). Вторые тёмные поля — 269
29 (73*). Пиковая дама — 278
30 (90). ([Состояние двухперстного ощущения времени]) — 288
31 (91). Окончательные дела — 288
32 (92). Гробовое небесное видение — 293
33 (76*). Что мы об этом знаем — 299
34 (93). День и ночь
35 (94). Гимн водке
36 (3*). Седьмое стихотворение
95. Что я видел в час кончины
он был скукой поглощен
мезонин червяка
96. Восшествие на новый день
и в небе как очи летает петух
дамы бегали в тоске
97. Ода отвращения
все люди лягут
вяло на правый бок
98. Птицы
казаки боком шли
99. Картинки
100. Размышление о самоубийце
я орешен
вот сейчас перед ним стол
и когда же будет посол
судорогой волосы взлетят
торгуя как купец
а ведь она поди переползет
101
и так и сяк лежит покойник
и полетела как тетрадь
добудь из <нрзб.> керосин
пред ней лежит сын
но лежит покойник гордый
под тюлем
102. Убийство чиновника.
103. Трагический случай.
104. Африка
мотор-автомобиль
но понять ничего не мог
но понять ничего не мог
конь
зангези
конь — ах какой он ловкий
105. Убийцы вы дураки
105а. В. Каверин: Встреча, о которой мне хочется рассказать, состоялась, должно быть, в 1927 году. На этот раз в институт пришли «обэриуты» — маленькая группа поэтов… На «встречу» в Институт истории искусств пришли Н. Заболоцкий, А. Введенский и Д. Хармс — три молодых человека, которых, судя по внешности, можно было объединить только на основе неопределенных взглядов, изложенных в «Манифесте». Заболоцкий был в длинной солдатской шинели, которую он так и не снял, читая стихи. Хармс — в актерском пиджаке, застегнутом у самого подбородка, под которым был аккуратно расправлен детский шелковый бант. Введенский, напротив, щеголял обыкновенностью прекрасно сшитого костюма с платочком в наружном кармане. Но и особливость и обыкновенность сразу же забылись, когда поэты стали читать стихи… Потом Введенский прочел несколько стихотворений, и «Елизавета Бам», в свою очередь, показалась произведением, в котором, хотя и не без труда, можно разобраться. Рассказывая о своих новых замыслах, он упомянул, что намерен написать повесть под названием Убийцы вы дураки.